Книга Мифы и правда Кронштадтского мятежа. Матросская контрреволюция 1918–1921 гг. - Владимир Шигин

В феврале сообщения комиссаров о проявлениях недовольства продовольственной разверсткой на кораблях и в береговых частях Кронштадта становятся почти повсеместными. Относительно личного состава Кронштадтской крепости Побалтом было сделано следующее общее заключение: «В частях крепости, несущих гарнизонную службу, чувствуется усталость. Волнующие вопросы: неправильная разверстка хлеба на местах, необеспеченность семей, недостаток обуви и др.»

Недовольство продразверсткой высказывали не только матросы Кронштадта, но и всего Балтийского флота. Так, в феврале в Побалт поступали донесения о жалобах «на неправильные действия провинциальных властей и неправильную реквизицию хлеба» с кораблей, стоявших в Петрограде, в том числе с эсминцев «Победитель», «Внушительный», «Гарибальди», «Инженер-механик Дмитриев», подводных лодок «Волк», «Тур», «Леопард» и других кораблей.

Подобные настроения отмечались среди частей Укрепленного берегового района южного побережья Финского залива, в морской воздушной авиации, дислоцированных в районе Ораниенбаума. Из политического докладе Побалта за вторую половину февраля: «В частях… отмечается большое недовольство действиями местных властей на родине; прибывшие из отпусков рассказывают о несправедливостях на местах и этим подрывают боевой дух и настроение беспартийной массы». Недовольство матросов и красноармейцев отражало настроения крестьянства.

Следует отметить и то, что, в отличие от армии, где за годы Гражданской войны выросла плеяда «своих» красных командиров из низов, на Балтийском флоте командный состав на кораблях и в фортах по-прежнему почти полностью состоял из бывших офицеров, которые не забыли ни пережитого террора, ни унижений. Из воспоминаний комиссара Балтийского флота Н. Кузьмина: «Все они (бывшие офицеры. – В.Ш.) были между собой спаяны, среди них была своя дисциплина. Жили замкнуто… В кают-компаниях они были хозяева, коммунистических сил там совершенно не было».

Чрезвычайно нервировала моряков и задержка с демобилизацией, особенно старослужащих. А их настроение передавалось молодым матросам. Некомплект же личного состава в частях и на кораблях приводил к дополнительным нагрузкам. Все это крайне отрицательно сказывалось на дисциплине. Процветало дезертирство. Ежемесячно дезертировало до четырехсот матросов и солдат. Командиры (из бывших офицеров) старались вообще лишний раз матросов не трогать. Старослужащие матросы жили большей частью вообще на частных квартирах, а на службу приходили по желанию. Процветали воровство, картежные игры, самовольные отлучки.

В предыдущих главах мы уже подробно писали о крайне жестокой и не совсем удачной попытке Л. Д. Троцкого покончить с наиболее активной массой революционных матросов – собрать их всех в одном месте и уничтожить руками белогвардейцев. В этом по-настоящему дьявольском плане весь Троцкий – жестокий, циничный и абсолютно аморальный. Именно по его приказу со всей России были собраны в Морскую экспедиционную дивизию многочисленные отряды, а затем брошены на убой под Мариуполь. План Троцкого практически удался: дивизия была фактически уничтожена, а большая часть матросов вырублена белоказаками. Более того, именно оставшиеся в живых разъяренные матросы проявили себя наиболее беспощадными карателями, уничтожая оставшихся в Крыму осенью 1920 года белогвардейцев и им сочувствующим. Но в главном Троцкий просчитался. Он явно недооценил революционных матросов, полагая, что те не поймут и не узнают, кто и зачем бросил их на убой под Мариуполь! Матросы все поняли и все узнали! А потому, беспощадно расправившись с белогвардейцами в Крыму, они зимой 1920/21 года несколькими эшелонами двинулись в Кронштадт, чтобы уже там начать разборки с Троцким и другими большевистскими руководителями.

Отметим, что к злости за преднамеренную гибель своих товарищей под Мариуполем у возвращавшихся в Кронштадт с юга матросов была еще одна серьезная претензия к большевикам – их расправа с движением батьки Махно. Отметим, что большая часть возвращавшихся в Кронштадт матросов сами прошли через армию Махно и служение идеям коммунистического анархизма. Они прекрасно помнили, как в 1919 году именно анархисты Махно, ударив в тыл армии Деникина, спасли от падения Москву, как именно анархисты Махно, помогая Красной армии, в Чонгарско-Перекопской операции в ноябре 1920 года во встречном сражении перемололи последний резерв Врангеля – конный корпус генерала Барбовича, а затем были предательски расстреляны из пулеметов своими союзниками-большевиками…

Учитывая, что идеи анархизма всегда были ближе матросским сердцам, чем идеи большевизма, можно понять, что с прибытием в Кронштадт прошедшей школу махновщины братвы, маятник политического предпочтения там окончательно склонился в сторону анархистов. Дело в том, что в украинских степях весной 1921 года еще шли кровопролитные бои Красной армии с отрядами Махно, и кронштадтские матросы не только всей душой переживали за исход этих боев, но вполне предсказуемо возлагали надежды на будущее объединение с махновцами для совместной борьбы за идеалы революции и анархокоммунизма.

Несколько забегая вперед, отметим, что и в дальнейшем, в ходе самого восстания роль махновской идеологии имела тенденцию к усилению. Так, комиссар военмор Н. И. Фролов, участник первого наступления на Кронштадт, докладывая по результатам наступления (в основном по сообщениям перебежчиков), писал: «Всех обитателей Кронштадта можно разбить на три категории: 1) Махновцы-хулиганы (большинство действительно находились у Махно). 2) Офицерство (определенная белогвардейщина), прикрывающаяся под маской «выборности советов», держится пока в тени, незаметна для масс. 3) Все те, которые не примкнули к 1-й и 2-й категориям, находятся между ними».

Из воспоминаний адмирала Г. И. Левченко: «В связи с уходом на фронты Гражданской войны лучших матросов флота – выходцев из рабочих, на кораблях осталось мало политически сознательных матросов. Пополнение экипажей проводилось значительной частью за счет крестьянства южных губерний, среди которых было много недовольных советской властью, в частности, вследствие изъятия у них излишков хлеба по системе продразверстки. Кроме того, на флот проникло много деклассированных элементов и бывших махновцев. Партийная организация на флоте была ослаблена. Все это создавало условия для контрреволюционной деятельности эсеров, меньшевиков и анархистов. Среди матросов тоже были такие деятели». Качественные изменения в личном составе моряков усугублялись тем, что длительное время Балтийский флот стоял на приколе. Корабли превращались в плавучие казармы, где расцветали кичливость и демагогия. И это неудивительно, так как на бездействующем флоте стремились задержаться именно те, кто искал более или менее спокойного прибежища в разгоревшейся классовой борьбе либо просто выжидал хода событий. Немало людей задерживалось на флоте с одной лишь целью – носить почетные и романтические клеши и тельняшку. Матросы подобного типа получили презрительную кличку «Иван-мор». Их было немало.

Многочисленные приверженцы анархистов на флоте к 1920 году воспринимали все меры по укреплению дисциплины как крен в сторону царской палочной дисциплины, а упразднение судовых комитетов, да еще проводимое в качестве мер по ликвидации отставания от Красной армии (до сих пор Красный флот считался передовым во всех вопросах) как потерю завоёванных революцией свобод. Возник также вопрос о потере матросами материальных благ, приобретенных ими в результате революции. И насаждение дисциплины, и сокращение норм снабжения воспринимались значительной частью матросской массы как игнорирование большевиками их революционных заслуг. Однако процесс ликвидации политических и экономических «революционных привилегий» матросов велся с позиций интересов революции, с позиций коммунистического равенства. Это особенно отражала вводимая с начала 1919 года политика «военного коммунизма». Она болезненно воспринималась многими матросами, занимавшимися разного рода спекуляциями. Причем матросы испытывали серьезный нравственный дискомфорт, поскольку интересы революции все же у них стояли во главе угла, но и своего хлебного бизнеса им тоже было жаль.